iнтерв’ю
Фотография в театре — это ремесло или искусство?
Тут сложно ответить однозначно. Технически фотография в театре ничем не отличается от других видов репортажной съемки, во многом даже гораздо легче — огромная команда работает над построением картинки, задача фотографа — просто ее не испортить. Театральная фотография может быть как фиксацией момента, живого взаимодействия во время спектакля или репетиции, так и выражением эмоций и ощущений фотографа. Мне интересно показать эфемерность театра, как искусства. Фотография — это не документ (хотя документирование всегда большая и важная часть работы), а приглашение зрителя в систему определенных переживаний через призму моего восприятия.
Вы просматриваете спектакль заранее?
Обычно нет, чаще всего зовут снимать, когда идет первый прогон, либо уже на премьеру. Мне важна первая эмоция, первый контакт со спектаклем. Перед съемкой всегда испытываю какое-то легкое возбуждение, счастливое предчувствие, словно иду на свидание. Во время съемки я сильно эмоционально вовлекаясь в историю, «дышу» в унисон с тем, что вижу. А после приезжаю домой и сразу отсматриваю — «было» или нет, отвечает ли съемка поставленным задачам, нужно ли снимать еще.
А кто определяет ваши задачи во время съемок?
Ставлю их себе сама. Каждый спектакль — новая задача, требующая поиска своего изобразительного языка. У меня возникают какие-то аналогии с образами из истории искусства, вспоминаются кадры из фильмов — так проявляется пространственно-временной ландшафт спектакля. Каждый репортаж строится, будто я оформляю книгу. Например, когда я снимала «Пушкин-концерт» Лены Лазович, хотелось добиться чистоты, легкости, поэтичности каждого кадра, «Письма к Тео» я старалась снять крупными вангоговскими мазками. В «Утиной охоте» Виталия Малахова стилеобразующей стала эстетика советских журналов 80-х, а визуальный ряд «Камінного господаря» Ивана Урывского представлялся мне квинтэссенцией средневекового ужаса на языке Маньяско и Тинторетто.
Фото: Эпизод из спектакля «Утиная охота», Театр на Подоле, реж. Виталий Малахов
Когда вы об этом рассказываете, хочется оказаться в выставочном зале и увидеть все работы. Но вот театрального художника мы можем увидеть в галереях, а театрального фотографа — очень редко. Почему так происходит? У нас не популярны подобные события, узкая зрительская аудитория или нет площадок?
Если говорить о фотографии как части визуального архива театра — то в большинстве случаев эту функцию она и выполняет. А для того, чтобы изучить и понять ее, в мире существуют исследовательские центры. Например, меня восхищает вдумчивая работа Театрального института им. Збигнева Рашевского, который проводит конкурсы театральной фотографии, исследует историю и современные тенденции в развитии польского театра. У них очень четко заявлена миссия: популяризация и поддержка развития театральной фотографии как области искусства. Мне близка такая позиция.
Еще театральная фотография может быть предметом интереса издателей — я говорю о коллекциях фотодокументов, арт-фотографий, рассказывающих о мире кино, театра и моды. За рубежом культурные институции подходят к таким проектам очень внимательно. Думаю, что со временем в Украине все это обязательно будет.
Фото: Эпизод из спектакля «Камінний господар», Театр на Подоле, реж. Иван Урывский
Фотографическая документация сама по себе может быть перформансом и предметом отдельного исследования. И такие работы во многом определяют последующую самостоятельную «жизнь» фотографии в кураторских проектах. А конкурсы театральной фотографии, кому они нужны, кроме профессионального сообщества и ценителей искусства?
В первую очередь, самим фотографам. Для меня это признание со стороны очень уважаемых мною коллег, возможность увидеть лучших в своей области, хоть виртуально, но почувствовать свою принадлежность к цеху. А для зрителя... в Украине театральная фотография скорее замкнута в стенах театра и не выходит за его пределы. Что-то можно увидеть на специальных фотовыставках, посвященных событиям в истории украинского театра. Но как явление, имеющее художественную ценность, такая фотография у нас практически не рассматривается.
Как вы пришли к театральной фотографии?
Сначала думала, что это случайность, а потом оказалось, что судьба (смеется). Театр и сценография интересовали меня еще в художественной школе, я даже ходила на лекции к Даниилу Даниловичу Лидеру, но в итоге окончила мастерскую книжной графики и реставрации книги. Учеба в Академии была увлекательным приключением, мне нравилась наша замечательная мастерская, и казалось, дальше будет только лучше.
Вы хотели быть художником?
Очень. Но родители повторяли «это же не профессия», а веры в себя не хватило, чтобы настоять и продолжать заниматься тем, что любишь. И моей первой работой стала полиграфическая фирма, где художественное образование совершенно не пригодилось.
Я как-то не сразу поняла, откуда у меня постоянная неудовлетворенность собой, своей работой, что вечный конфликт кроется в том, что дизайнерские задачи я пытаюсь решать с позиции художника. Но я продолжала искать выход и занялась издательской деятельностью. Так появились книги и альбомы «Спогади Маргарити Мурашко», «Емалі Олексія Коваля», «Михаил Степанович Ткаченко», «Александра Экстер. Амазонка авангарда», «Українська нова хвиля» и другие работы.
Фото: Эпизод из спектакля «Пушкин-концерт», Мастерская Лены Лазович, реж. Лена Лазович
В чем заключалась ваша роль в этих проектах?
Я была дизайнером или автором проекта, либо занималась полным издательским сопровождением. Со временем и здесь меня настигло выгорание. Казалось, что творчество — уже не моя история. Но неожиданно я узнала о вакансии художника по рекламе в Театре на Подоле и решила попробовать. На собеседовании слегка приврала, что умею фотографировать, не ожидая, что это может понадобиться так скоро, и в большом объеме. Оказалось, что «польский плакат» — это совсем не то, что нужно театру, нужны постеры с фотографиями артистов и сценами из спектаклей — но нет фотоархива. Я легкомысленно попросила пару месяцев, чтобы научиться снимать для решения своих дизайнерских задач, и театр милостиво мне это позволил. Купила маленький фотоаппарат — и понеслось. Очнулась — поняла, что уже не могу не снимать (смеется).
Получается театр — точка поворота на жизненном пути, он все изменил?
Да, как раз в момент, когда я не ждала и не надеялась — театр стал для меня точкой возвращения к себе: я снова почувствовала себя художником, тем самым человеком, который мог все лето писать в мастерской жирафов, гуляющих по прекрасному саду. И это было счастьем.
В чем, на ваш взгляд, различие между художником и дизайнером?
Это две концептуально разные позиции. Дизайнер обязан быть понятым и глубоко эмпатийным, чтобы понимать клиента лучше него самого. Вся жизнь дизайнера направлена на решение чужих задач, а художник решает только свои, и в этом он должен идти до конца. Как только художник начинает чувствовать в своем творчестве привкус конъюнктуры, он перестает быть художником.
Кто вас поддержал, когда вы занялись театральной фотографией?
Муж. Он работает художником по спецэффектам в кино, и хорошо понимает, как «живут» объекты в кадре. Он помог разобраться с техникой и отнесся к моим первым шагам в фотографии очень бережно. А я была, наверное, как ребенок, которому хотелось показывать все свои рисунки — не верилось, что это я сама. И они с сыном все бросали и смотрели. Не знаю, кто бы еще столько выдержал — пересматривать ежедневно тонны фотографий. Это бесценная поддержка.
И, конечно, в театре меня поддержал Виталий Ефимович Малахов, он в меня как-то поверил. Да весь коллектив, мне кажется, и актеры, и невидимые зрителю цеха — художники, гримеры, костюмеры, реквизиторы, монтировщики. От всех я получила и получаю поддержку, участие, помощь. Все свои маленькие достижения считаю нашими общими, без этих людей ничего бы не было.
Фото: Портрет народного артиста Украины Богдана Бенюка
Ира, на своей страничке в фейсбуке вы часто публикуете фотопортреты мужчин и почти не комментируете такие снимки. Что вас привлекает в жанре мужского портрета?
Мне невероятно интересны «карты» лиц, я люблю в них всматриваться, а мужчины позволяют эти карты разворачивать, читать и интерпретировать. Интересен человек, как краска, как глина. А мужчины отзывчиво вовлекаются в процесс художественного сотворчества, и в большинстве случаев делают это безо всяких предубеждений: они дают всматриваться в себя настолько внимательно, насколько возможно, разглядеть мельчайшие изменения «рельефа». Ни разу не было, чтобы кто-то попросил не публиковать какие-то снимки, или отретушировал до неузнаваемости свое фото. Мужчины не озабочены тем, как «надо» выглядеть на фото, а какой стороной перед камерой лучше не поворачиваться. Женщины об этом думают очень часто.
Для меня мужской портрет совсем не о решении задачи клиента, я не стараюсь угодить портретируемому — это не коммерческая история. Чаще всего съемка делается ради одного кадра, точного попадания. Его можно добиваться очень долго, поэтому я дорожу людьми, которым близок мой взгляд и подход, с кем можно вместе искать, и в ком жив детский непосредственный интерес к себе как художественному инструменту.
Почему у женщин столько недовольства своими фотографиями, что им мешает в кадре?
Редкая женщина способна принять себя, свой возраст, свое тело. Посмотреть на себя с нежностью, с интересом, попробовать взглянуть отстраненно, не отождествлялась с изображением. Фотография — всегда история о том, кто находится по ту сторону объектива. Я восхищаюсь портретами Шарлотты Рэмплинг, Фрэнсис Макдорманд, Джуди Денч — это как раз о принятии.
Фото: Портрет юного артиста Тимофея Дмитриенко (во время съемок фильма «Щедрик», реж. Олеся Моргунец-Исаенко)
Есть ли у вас интерес к фэшн-фотографии? Там работают обученные модели, они не тратят времени на психокомплексы, знают, как себя вести перед камерой...
Фэшн-фотография — кладезь настоящего арта. Конечно, хочется обогатить свой арсенал художественных приемов, и фэшн-съемка в этом отношении — лучшая школа. Но в работе мне интересен обычный неподготовленный человек. А то, что он не умеет вести себя перед камерой, — это скорее плюс.
Вы делаете мужские портреты в студии?
Я снимаю и в театре, и в студии, а сейчас, наконец, нашла маленькое помещение-мастерскую. Надеюсь, скоро смогу пригласить вас в гости.
Кто из фотографов на вас повлиял или продолжает влиять сегодня?
Ричард Аведон и серия его портретов «На Американском западе» (In the American West). Эти работы меня потрясли лет 20 назад, и до сих пор я к ним обращаюсь. Еще — Марио Лаcаландра, ранняя Лейбовиц, «магнумовцы» — среди них много имен, чье творчество меня питает и вдохновляет. Но Аведон, пожалуй, моя путеводная звезда.
О чем вы мечтаете, заглядывая в будущее?
Даниил Хармс однажды сказал: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьется». Для меня фотография должна быть именно такой. Я хочу продолжать учиться, много работать, думать, многое переживать. Не изменять себе. Делать выставки, путешествовать. Фотография — это свобода, к которой я долго шла и теперь очень ею дорожу.
Интервью записала и подготовила Юлия Голодникова // Фото Ирины Маркони